Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, но 1919 был его страшней.
М.А. Булгаков, «Белая гвардия».
− В марте 1990 года состоялся III съезд народных депутатов. Михаил Сергеевич Горбачев на этом съезде был избран президентом СССР. Этим шагом он освобождал себя от решений политбюро и развязывал себе руки.
− Причем тут политбюро?
− Горбачев, как коммунист, обязан был подчиняться решениям политбюро, согласно Уставу партии, а большинство членов этого органа было отнюдь не перестроечным. Теперь Горбачев мог сослаться на то, что он не просто коммунист, но и президент, и проводит в жизнь волю всего народа.
− Ловко!
− Вдобавок к этому, Горбачеву удалось надавить на ретроградов, и съезд принял большинством голосов предложение покойного Сахарова.
− Отменил 6-ю статью Конституции?
− Да, то есть узаконил многопартийную систему.
− И что? Образовались новые партии?
− Конечно. Многие общественные организации перерегистрировались и стали политическими партиями. Кроме того, произошел довольно сильный отток из самой компартии, но сам Горбачев продолжал возглавлять партию и, кто знает, может, это было очередной его ошибкой.
− А если бы он вышел из компартии?
− Не было бы это предательством? В конечном результате, предательство − это ошибка всегда.
− А Ельцин?
− Ельцин тоже оставался в компартии. Более того, во время съезда Ельцин и Горбачев все время показывали свою лояльность по отношению друг к другу. Ельцин в перерывах постоянно подсаживался к Горбачеву, они все время о чем-то беседовали… Это внушало надежды. Если представить себе, что Горбачев и Ельцин пошли бы дальше рука об руку…
− Да, это, вероятно, производило впечатление.
− Самое благоприятное.
− На этом съезде, если не ошибаюсь, был принят порядок выхода республик из СССР?
− Да-с. В Конституции СССР было сказано, что любая республика может выйти из Союза, но поскольку всерьез никто об этом до Перестройки не задумывался, то и конкретных правил никто не разрабатывал.
− Попробовали бы!
− Именно. И только на этом съезде такой порядок был разработан и принят.
− В чем же он заключался?
− Во-первых, республика, решившая выйти из СССР, должна была провести референдум, и за выход должно было проголосовать не менее двух третей населения республики; во-вторых, после референдума начинался пятилетний переходный период.
− Это зачем?
− А затем, уважаемый Павел Иванович, чтобы выполнить то, что в-третьих − обеспечить права отъезжающих.
− В каком смысле?
− Не все пожелали бы жить в той республике, которая выходит из Союза, а с другой стороны, нашлись бы люди, которые с удовольствием переехали бы в новую независимую страну из СССР. Нужно было как-то упорядочить этот процесс, чтобы человек, имеющий, скажем, трехкомнатную квартиру в столице выходящей республики, мог получить такую же в одной из столиц Советского Союза, из которой выехала семья, пожелавшая пожить в независимой республике. Ну и так далее, и тому подобное. Не кажется ли вам, что это достаточно гуманно?
− Не кажется, а я просто таки в этом уверен. И что же, сработал этот закон?
− Ни секунды.
− Почему?
− Потому что профессор Ландсбергис не собирался его исполнять.
− Кто такой?
− Замечательная фигура, которая всплыла на волнах Перестройки. Народный депутат от Литовской ССР. С самого начала, то есть с первого своего выступления на самом первом съезде, он только и вопрошал (с литовским акцентом): «А был ли пакт Молотов-Риббентроп»? Он вопрошал это с завидным упорством старика Катона…
− «Ceterum censeo Cartahaginem esse delendam»?
− Именно! «Карфаген должен быть разрушен».
− Зачем ему это понадобилось?
− Что? Разрушить Карфаген?
− Нет. Пакт Молотова-Риббентропа.
− Точнее секретный протокол пакта Молотова-Риббентропа, по которому Гитлер и Сталин поделили между собой Европу. Великодушный Гитлер взамен Польши уступал гениальному Сталину Западную Украину и Прибалтику.
− Воистину «выгоднейшая» сделка, если учитывать, что Гитлер все равно собирался отхватить все эти земли до самого Урала.
− Да. Этот ничего не терял. Зато «гениального» Сталина надули.
− Вот-вот, а вы говорили, что «к Сталину сейчас другое отношение»…
− Подтверждение факта, что эти секретные протоколы действительно существовали, давало Литве повод объявить, что ее присоединили к СССР незаконно, так, впрочем, и было, а, следовательно, Литва имеет право выйти из состава СССР. Была назначена правительственная комиссия под руководством Роя Медведева…
− Опять? Все тот же Рой Медведев? И что же?
− А то, что комиссия признала существование секретных протоколов пакта Молотова-Риббентропа. Правда, оригинала не сохранилось, но были найдены фотокопии и, главное, что все так и произошло, согласно этим документам. Правда Литве вернули ее столицу − Вильнюс, и большая часть ее жителей одобрила вхождение в состав Советского Союза, но когда они почувствуют все прелести сталинизма… Ах! А…
− … если бы был НЭП?
− Браво, брависсимо, коллега! Так вот, как только закончился съезд, профессор Ландсбергис объявил о независимости Литвы. Это был бурный год, вошедший в историю как «Парад суверенитетов». Все республики и даже автономные только и делали, что объявляли о своих суверенитетах, даже толком не зная, что означает это слово.
− Это был развал СССР?
− Вовсе нет. Из состава СССР никто не выходил. Просто объявляли, что они суверенны.
− Бред какой-то. А Литва?
− А! Литва. Литва объявила не о суверенитете, а о независимости и выходе из Союза. Профессор Ландсбергис немедленно стал президентом… Кстати, вы знаете профессором каких наук был Ландсбергис?
− Историк? Нет? Политолог? Экономист? Тоже нет?
− Не старайтесь, коллега. Все равно не угадаете. Профессором музыки.
− Что-что? Музыки?
− Держитесь за стул покрепче. Мне надоело помогать вам вставать. Премьер-министром он назначил некую Казимиру Прунскене, которая тут же отправилась в вояж по Европе и Америке. Они были уверены, что «заграница им поможет».
− И что же, не помогла?
− Ну, а вы как думаете? Я сразу же сказал, что из-за какой-то Литвы никто не станет ссориться с Горбачевым, благодаря которому рассеялся кошмар ядерной войны. Прунскене везде приняли, поулыбались и везде вежливо отказали в какой-либо материальной поддержке. А наша демократическая пресса восторженно дала Казимире Прунскене прозвище «Железной леди Литвы».
− Это по аналогии с Маргарет Тэтчер?
− Да, только до настоящей «Железной леди» Прунскене было далеко. Ну, а тут еще Горбачев взял да и приказал отрезать Литву от систем энергоснабжения, от газа и нефти. Может быть, он действительно повел себя как рассерженный ребенок. Некоторые так тогда говорили. Не знаю, но Литва вмиг очнулась и объявила о «приостановлении» своего решения о выходе из СССР.
− Максим Юрьевич, вы только что сказали, что благодаря Горбачеву рассеялся кошмар ядерной войны?
Норвежский Нобелевский комитет решил присудить Нобелевскую премию мира за 1990 год Президенту Советского Союза Михаилу Сергеевичу Горбачеву за его ведущую роль в мирном процессе, который сегодня характеризует важную составную часть жизни международного сообщества.
Нобелевский комитет, 1990 г.
Рейган стал великим благодаря Горбачеву.
С. Коэн, историк (США).
− В детстве я не мог уразуметь, почему американцы нам не верят. Войны мы не хотим. Бомбить никого не собираемся. Почему нам не верят? Повзрослев, понял. Правильно, что не верят. Понял, потому что сумел посмотреть на нас их глазами. Они − демократическое общество; мы − авторитарная сталинистская казарма. У них − свобода слова, печати, собраний, объединений; у нас − свобода слова полностью отсутствует, критика задавлена, цензура свирепая. У них − развитая промышленность и сельское хозяйство; у нас − только бомбами и можем похвастаться, а о сельском хозяйстве и думать не хочется. У них − полные, набитые самыми разнообразными товарами магазины; у нас − пустые полки, все только из-под прилавка. Мы, с их точки зрения, − огромная, нищая, рабская страна, напичканная ядерным оружием. Вдобавок − пьяная.
− Действительно, можно испугаться.
− Потом уже во время Перестройки была карикатура: сидит в яме пьяный оборванный мужик, в руке початая бутылка водки, а сам перевязан крест-накрест пулеметными лентами. Только вместо патронов − ракеты. Так они нас себе и представляли.
− Простите, Максим Юрьевич, вы хотите сказать, что если бы не Перестройка…
− Или если бы не Горбачев… В год Карибского кризиса Хрущев и Кеннеди сумели договориться и спасти мир от ядерной войны. Брежнев приложил огромные усилия, но ему уже никто не верил. Спросите почему? Да потому что наша страна уже стала такой, как на той карикатуре.
− А Андропов, Черненко?
− Когда у Рейгана спросили, почему он не организует встречу с советским руководством, он ответил: «Так они же все время умирают». Горбачев был такой личностью, что мог произвести благоприятное впечатление, но, боюсь, что если бы не Перестройка, и ему могли бы не поверить.
− И на кого же он производил такое впечатление?
− А на всех. На всех зарубежных лидеров. Маргарет Тэтчер, например, относилась к нему с огромным уважением и называла его истинным джентльменом. И Рейгана он заставил себя уважать.
− Каким же образом?
− Их первая встреча была в Женеве. Рейган сразу пошел в атаку, и уже через две минуты Горбачеву пришлось резко осадить его и объяснить, что он, Горбачев, не ученик, а Рейган отнюдь не учитель. Казалось, эта встреча закончилась ничем, но как-то мне в руки попалась совсем маленькая заметка одного американского эксперта, который мое ошибочное мнение опровергал. Он считал, что положено начало невероятных событий. В самом деле, кто бы мог подумать, что настанет время, когда американские специалисты приедут к нам, чтобы наблюдать, как уничтожаются ядерные ракеты, а наши поедут в США, чтобы следить за тем же процессом.
− Так просто?
− Все отнюдь не просто. Я же сказал, что это «в конце концов», а тогда этого и представить себе никто не мог. Встреча в Рейкьявике двух лидеров сверхдержав прошла очень напряженно. Все видели, как Горбачев давал интервью после этой встречи, но мало кто видел Горбачева таким! Он говорил, но эмоции, берущие верх, заставляли его умолкнуть, и он пережидал, подавляя их, как человек, которому отчаянно хочется материться, но он знает, что этого делать не следует. Несколько раз он умолкал, с трудом брал себя в руки, и снова продолжал свою речь.
− Но что же произошло в этом Рейкьявике?
− Поначалу ничего. Рейган соглашался на все предложения Горбачева по сокращению ядерного вооружения, различных типов ракет, но только до тех пор, пока речь не зашла о СОИ.
− О стратегической оборонной инициативе?
− О ней. Американцы не были уверены в ее стопроцентной эффективности, а потому считали, что чем меньше будет ракет, тем лучше в случае ядерного удара сработает СОИ. Со всеми предложениями соглашался Рейган, но только при условии, что программа СОИ останется в неприкосновенности. Понятно, что для нас это было неприемлемо, и переговоры практически были сорваны.
− Действительно. Какой смысл сокращать ядерные ракеты до минимума, если при этом США оставит при себе «противоядерный зонтик», а у нас его не будет.
− Но ведь этим не закончилось. Горбачев объявил мораторий на ядерные испытания, потом продлил его и еще раз продлил. Он проявлял столько доброй воли, что общественное мнение США было на его стороне, а в этой стране президент не может слишком долго не считаться с общественным мнением. Одна газета провела опрос, в котором выдвинула на пост президента Америки несколько кандидатов и, в том числе, Горбачева.
− И что же? Неужели…
− Угадали. Горбачев был избран президентом США от демократической партии. Как говорила моя кузина Света из Саратова, в каждой шутке есть доля правды. Горбачев стал популярен на Западе, так что пренебрегать им не следовало.
− И все же, какую роль сыграла во всем этом Перестройка?
− Не совсем уверен, но, по-видимому, главную. Если бы в нашей стране не начались глобальные перемены, то и Горбачеву могли бы скоро перестать доверять. Михаил Ульянов так и сказал на конференции: «Если перестройка проиграет, то перестанет существовать мир. Судьба мира висит на волоске и напрямую зависит от успехов Перестройки. Чем мы будем сильнее, тем спокойнее будет в мире. Это говорят во всем мире. Это уже понимает любой американский сенатор».
− Вы упоминали кинофильм «Письма мертвого человека».
− Да. Это была единственная картина, в которой наиболее реалистично показана жизнь остатков человечества после ядерной войны.
− Я видел американский фильм на эту тему…
− Я знаю, о чем вы говорите, но в этом фильме после ядерного удара оставшиеся в живых вылезают из своих убежищ на зеленую травку под голубое небо, а наш фильм мрачен. В нем − ядерная зима. Это действительно то, что нас ожидало.
− Ядерная зима? Это что-то связанное с пылью, поднятой в атмосферу ядерными взрывами?
− Абсолютно верно. Столп пыли при ядерной войне теоретически должен подняться на многие километры, окутать землю и сделать ее недоступной для солнечных лучей на многие годы. Естественно, что температура воздуха резко понизится, и даже на экваторе она будет близкой к нулю.
− Зеленая травка, голубое небо…
− Вот-вот. А в этом фильме мрак и страх. Безысходность. Вы знаете, он заканчивается смертью главного героя − старого профессора-физика. Он так и не верит, что мир погиб, и дети, вверенные его попечению, спрашивают его об этом. И он отвечает: «Идите. Идите, пока хватит сил, ибо пока человек в пути, есть у него надежда». И в заключительных кадрах фильма несчастные, цепляющиеся друг за друга дети в противогазах и спецкостюмах идут и идут сквозь ядерную зиму. Они никуда не дойдут. Это мы были еще «в пути», это у нас еще «была надежда».
− А кто снял этот фильм?
− Константин Лопушанский. Кстати, в главной роли Ролан Быков. Да и много других прекрасных актеров. Советую посмотреть.
− И от этого кошмара нас спас Горбачев?
− Он был, конечно, не один, но… Да, черт возьми! Он. Горбачев Михаил Сергеевич.
− Но встреча в Рейкьявике…
− Будут и другие встречи. И начнется реальное разоружение. Наши эксперты будут ездить в США и следить, как уничтожаются ракеты, и их эксперты будут ездить к нам и смотреть, как мы уничтожаем свои. Мы и представить себе не могли, что такое вообще может произойти!
− А СОИ?
− Мы договорились о совместной разработке этой программы! Впрочем, впоследствии выяснится, что СОИ − мыльный пузырь. Эта программа при ближайшем рассмотрении окажется столь дорогостоящей, что будет свернута.
− Значит, нобелевская премия мира, которую получил Горбачев…
− Была абсолютно им заслужена! Я бы сказал, что никто не заслужил свою нобелевку так, как заслужил ее Горбачев. И дело не в том, что все ядерное оружие было уничтожено. Оно не было уничтожено − его останется более чем достаточно, но возникло доверие. Кошмар ядерной войны отступил. Стало очевидным, что никакие гуси на радаре, никакие глупые случайности не приведут мир к катастрофе. И в этом главная заслуга Горбачева.
− Но многие люди…
− Люди неблагодарны. Особенно освобожденные рабы. И у них короткая память. Невероятно короткая. Куцая. Но вы-то поняли?
− Да, я понял. Вернемся, пожалуй, к 90-му году.
Патриотизм – любовь к себе.
Национализм – ненависть к другим.Из французского кинофильма.
Убогий человек, не имеющий ничего, чем бы мог он гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой принадлежит.
Артур Шопенгауэр.
Националисты не могут быть довольны до тех пор, пока не найдут кого-нибудь, кто их обидит.
Вейднер.
− Да, это был год! Веселый. Вы слыхали о так называемом «Параде суверенитетов»?
− Все республики стали объявлять себя суверенными…
− И даже некоторые автономии! И избирать себе президентов! Даже Россия объявила себя суверенной.
− И избрала президента?
− Именно. Бориса Ельцина.
− В Москве оказалось два президента?
− Забавная ситуация, не правда ли?
− Я бы сказал, дурацкая. Но ведь вы говорили, что Ельцин и Горбачев…
− Говорил, и так оно и было, но кого-то это, видимо, не устраивало, и, в конце концов, их растащили в разные стороны. 90-й год ознаменовался еще одним ярким событием, которое вошло в историю тех лет под названием «Буря в Восточной Европе».
− Распад Варшавского договора?
− Нет, не в этом дело. Варшавский договор развалится, но сейчас речь не об этом. Во всех странах социалистического лагеря в Восточной Европе произойдут революции. Это станет возможным, благодаря выводу советских войск и… Перестройке в СССР. В каких-то странах это произойдет более или менее спокойно и безболезненно, а где-то польется кровь.
− Вы говорите о Румынии?
− Да. Чаушеску будет последним европейским Сталиным.
− Почему Сталиным?
− Ни в одном социалистическом государстве Европы на тот момент не окажется лидера с таким культом личности как у Чаушеску. А ведь румыны жили очень бедно. Задолжав США, они будут вынуждены жить, затянув пояса, а первая леди будет летать в Париж делать себе прически, сыночек − в Африку охотиться на львов. И произойдет взрыв невиданной мощи, когда на улицы и площади Бухареста выйдут сотни тысяч людей, перед которыми спасуют и полиция, и армия. А в одно прекрасное утро всем сообщат, что Чаушеску вместе с женой захвачены и расстреляны. И покажут его. Всесильного. Покажут мертвым.
− Каковы были ваши впечатления?
− Урок. Урок всем глупцам, которых судьба выбросила на поверхность жизни, и которые думают, что с ними никогда и ничего не произойдет, которые убеждены, что они «избранные». Вникните, ведь Чаушеску действительно считал себя всесильным. К его услугам была полиция, армия, контрразведка, массы доносчиков и, наконец, культ личности! Вы бы посмотрели румынские журналы тех времен. Не было страницы без его физиономии: анфас, профиль, в полный рост, бюст, а рассказы о нем!
Одна старенькая женщина шла утром на завод. Вдруг чувствует − все, сил нет, умирает. Присела, прислонившись к дереву, и вдруг рядом останавливается автомобиль, и из него выходит сам Чаушеску. Угадайте, что было дальше?
− Вероятно, он отвел ее в больницу, и бабульку там вылечили?
− Не угадали. Чаушеску произнес перед старушкой речь о светлом будущем коммунизма, и она, найдя в себе новые силы, пошла на родной завод, а Чаушеску поехал.
− Невероятно. И такую галиматью печатали? Впрочем, пожалуй, удивляться нечему. А как эта «Буря в Восточной Европе» прошлась по другим странам?
− Я же сказал, по-разному. Польша, Болгария, Венгрия прошли сквозь «Бурю» относительно благополучно. Югославия распалась на кучу маленьких стран − и закончится это резней между сербами и хорватами. А Чехословацкую революцию вообще назовут «бархатной». Правда, эта страна зачем-то разделится на Чехию и Словакию. Но все очень мирно.
− А Германия?
− А Германия, наоборот, воссоединится. Вы помните, что союзники сделали с Германией после войны?
− Германия была разделена на оккупационные зоны. После оккупационного периода Западная Германия стала называться ФРГ, а Восточная − ГДР. Последняя была социалистической страной и нашей союзницей, а ФРГ − капиталистической и союзницей США.
− А Берлин?
− Берлин тоже был разделен на Западный и Восточный, причем сначала просто границей, а затем стеной.
− Да, знаменитой Берлинской стеной. Стеной, политой кровью немцев, которые пытались удрать на Запад. В марте 1990 года я был в Ленинграде на стажировке в одном институте. Стажировка моя была формальностью, я месяц проводил время в Эрмитаже, соборах, музеях, а по вечерам смотрел новости по телевизору, который был выставлен на этаже. Там собиралась компания учителей, мастеров ПТУ − наших и поляков. Помню ошарашенный вид этих поляков, когда они видели, как рушится Берлинская стена под ликующие возгласы немцев, слышали о воссоединении Германии − своего лютого врага с далеких времен. «Ага! − злорадно воскликнула толстенная дама постбальзаковского возраста. − Вот теперь немцы вам покажут!» «Но вы ведь нам поможете?» − трусливо-жалобно вопросил пожилой «шляхтич». «Нет! − отрезала дама. − Мы уже вам помогали, освободили от Гитлера, а вы на нас только гадости вываливаете».
− Они говорили так, как будто что-то от них зависело.
− Это было проявление обыкновенного страха с одной стороны и справедливого негодования с другой. Поляки действительно вели себя по-свински по отношению к нам. Впрочем, сейчас нам было не до поляков. Такой же зверь с пастью полной клыков уже бродил и по нашим городам и весям.
− Вы имеете в виду национализм?
− Да. Фашизм. Не будем излишне скромны и сформулируем так: национализм − это фашизм, который пока еще не пришел к власти.
− Когда это началось?
− В скрытой форме это явление было всегда. В скрытой и потому малораспространенной. Перестройка принесла свободу, но мы ведь уже знаем, как пользуются свободой освобожденные рабы. И вот какой-то молдавский профессор объявляет, что смешанные браки − это зоологический эксперимент советской власти.
− Зоологический? Нет, в самом деле? Так и сказал?
− Именно. Зоологический. Хотя причем тут советская власть? И до нее люди разных национальностей и даже из разных стран вступали в брак, рожали детей.
− Простите, Максим Юрьевич, но ведь давно доказано, что такие браки дают потомство и более умное, и более сильное, и более красивое. Вы посмотрите на Донбасс. Сколько здесь красивых женщин! Да есть ли на земле такое место?
− Есть, коллега. Одно есть. Это Ростов-на-Дону. Там большая примесь кавказской крови, в основном, армянской. И смешение там началось гораздо раньше.
− Ну да, это же казачьи края.
− Что же касается того профессора…
− Бьюсь об заклад, что он чистокровный молдаванин на протяжении многих поколений.
− Скорее всего, но я вспомнил одного молодого молдаванина, который после победы сборной Румынии над сборной СССР по футболу спрашивал у меня злорадно и с ненавистью: «Ну что? Здорово наши русским дали?»
− Ну вот, откуда эта ненависть?
− А потом стали появляться новые теории о происхождении украинцев. Оказывается, украинцы произошли от укров.
− Это славяне?
− Нет. Это специально новое племя открыли для такого случая. Потом была выпущена толстенная монография, в которой доказывалось, что древние галлы − это галичане.
− Потрясающе!
− Ха! Подумаешь. Вот тезис, что украинцы произошли от амазонок…
− Стоп! Амазонки их сами произвели, без помощи мужчин?
− Нет, Павел Иванович, тут дело в другом. Без мужчин, разумеется, дело не обошлось, но на земле еще жили просто женщины…
− Бабы?
− Пусть так, хотя мне не нравится это слово. И жили еще амазонки. Мужчины имели отношения и с теми, и с другими. Так вот, именно от амазонок и произошли украинцы!
− А от ба… пардон, просто женщин?
− А от них русские, белорусы, грузины, армяне, французы, англичане и прочая шваль.
− Невероятно.
− Но больше всего мне нравится теория…
− Как, еще теория? Еще теория? Лучше амазонок?
− Безусловно лучше, коллега. Оказывается, что «украйинци − цэ инопланэтный культурологичный дэсант».
− ???????
− Все в порядке? Продолжаю. Так вот, Павел Иванович, оказывается все эти акрополи, парфеноны, венеры, аполлоны, леонардо да винчи, микеланджело, растрелли, бетховены, моцарты − это никакая не культура, с точки зрения инопланетян. Настоящая культура − это оказывается…
− Простите! Позвольте, я угадаю. Настоящая культура − «цэ украйинськи писни, глэчыкы, шаровары и вышиванки»!
− Именно так. В том зале нашелся один разумный человек и с ехидством спросил: «Профессор, а мы колы-нэбудь повэрнэмося додому?»
− И что же?
− «Так, колы выконаемо нашу мисию − окультурымо всю планэту».
− То есть, когда вся планета «одягнэ шаровары и заспивае украйинськи писни»? Простите, а кто вы по национальности?
− Да ну вас к черту! Я не еврей.
− А все-таки?
− Русский по отцу, украинец по матери.
− Я тоже. Кстати, забыл еще один необходимый вид окультуривания.
− Это какой же?
− Плясать гопак.
− Фи! Плясать. Вы и здесь отстали от жизни. Давно доказано, что гопак − это национальный вид боевого единоборства, замаскированный под танец.
− Замаскированный? А! Это, чтобы «кляти москали» не догадались?
− Именно. Вы начинаете соображать.
− Боже мой, Максим Юрьевич, и что же, люди всерьез это воспринимали?
− Увы, воспринимали, верили, были убеждены. Не все, конечно, но достаточно многие.
− Но хотя бы не большинство?
− Ну, это вряд ли, однако… Кстати, а вы хотя бы знаете, что подводную лодку изобрели на Запорожской Сечи?
− Да, это я знаю. Про эту чушь я когда-то читал.
− Зато вы не слышали рассказ одной женщины из Львова, с которой я познакомился в Ленинграде. Сама она русская, муж был простым украинцем, а за время Перестройки стал сознательным («свидомым») и как-то крикнул своему маленькому сыну: «Нэ видповидай йий, колы вона розмовляе на ций собачий мови»!
− Это русский язык − «собача мова»?
− Он самый. Для националистов ведь главное не свой язык любить, а другой ненавидеть. Эта чепуха происходила во всех республиках. Прибалтика просто бесновалась во главе с Литвой. Кончится это плохо. В январе 1991 года в Вильнюс введут войска. Омоновцы захватят телебашню. Несколько человек попадут под гусеницы танков и погибнут, будут раненые. Это будет трагедия, на причины которой у меня до сих пор нет ответа.
− Почему?
− Потому что молчат. Молчат упорно.
− Так что же произошло?
− Только то, что я сказал. Все прогрессивное телевидение во главе с диктором Татьяной Митковой, которая была тогда на пике популярности, облило грязью Советскую армию в общем и Горбачева в частности.
− За введение войск в Вильнюс? Но ведь не прошло и года, как Литва объявила о приостановлении своего решения о выходе из СССР.
− Именно. Совершенно было непонятно, зачем понадобились военные. Шумиха продолжалась несколько дней, когда вдруг на экраны телевидения, причем центрального телевидения, вышел наскоро снятый документальный фильм «Мы», режиссером которого был популярнейший ленинградский телеведущий Невзоров.
− А! «Шестьсот секунд»?
− Именно. В своем фильме Невзоров оправдывал введение войск в Вильнюс. Он утверждал, что несколько недель во всех средствах массовой информации Литвы нагнеталась антирусская истерия, что, в конце концов, начали составляться проскрипционные списки с фамилиями и адресами, и что введение войск спасло русскоязычное население Литвы от избиений и убийств.
− И что же дальше?
− Дальше тяжело. Все демократы дружно набросились на Невзорова. Вы знаете, лично я, признавая его талант, все же его недолюбливал.
− Отчего же?
− Я не люблю, когда человек бравирует своими отрицательными качествами, а Невзоров просто до тошноты бравировал своей жестокостью. Мне это не нравилось. Но то, что сделали с ним его коллеги, которые только вчера ползали перед ним на животе, восхищались, умилялись… Да они же просто раздавили его. Некоторые даже заявляли, что он куплен Москвой. Журналисты, писатели, телеведущие, ельцинские политиканы − они так и лезли на телеэкраны и страницы газет облить грязью того, перед кем только вчера так отчаянно бессовестно лебезили. Но что интересно. Ни один из них не опроверг двух пунктов: антирусская истерия и проскрипционные списки.
− Но ведь это же ключевые вопросы! Ведь если это действительно имело место, то ввод войск предотвратил реки крови.
− Вижу, что вы меня поняли… Пройдет несколько лет. Союза уже не будет. Как вдруг я услышу, что популярная телепередача «Как это было» в следующем выпуске расскажет нам о событиях в Вильнюсе в январе 1991 года! Я жду три дня, и этот вечер наступает. Я за полчаса до начала включаю телевизор, перед креслом, в которое я усядусь, стоит табуретка, на которой расположились тарелка с бутербродами и чашка кофе. Я готов. Я внимателен.
− Класс! Как я вас понимаю.
− Передачу открывает Шкловский, первый сэр Генри Баскервиль. Сидят очевидцы. Женщины, главным образом. И что же они говорят? «Вот, помню, стою в толпе, толкнули, я упала, чувствую, по моим ногам танк едет». У другой танк проехал только по одной ноге, у третей по руке и т.д. На ключевые же, как вы выразились, вопросы ответа дано не было. Впрочем, они даже не поднимались.
− По-моему, мы вправе сделать вполне определенные выводы.
− По-моему, тоже. И какие же?
− На литовском телевидении действительно долгое время шла «антирусская истерия», нагнетавшая обстановку, и составлялись проскрипционные списки, то есть готовилась расправа с русскоязычным населением. Иначе почему вопрос об этом так старательно обходится?
− И я думаю также. Знаете что, коллега, а давайте по рюмке водки под копчушку и разойдемся на сегодня.
− Не возражаю. Задания будут?
− Нет. Впрочем, возьмите эту газету, почитаете на сон грядущий.
− «Комсомольская правда»? 1991 год. Номер посвящен женскому дню 8 марта?
− Именно. Обратите внимание на подборку «Любовь и танки».
ЛЮБОВЬ И ТАНКИ
«Я навсегда поссорился с любимой девушкой. Ей 16 лет, зовут ее Илона. Она теперь не хочет слушать меня даже по телефону (сразу бросает трубку) и избегает всячески встречи со мной. Дело в том, что при последнем свидании мы с ней случайно коснулись событий в Литве, где недавно пролилась кровь. Конечно, любовь и политика − понятия трудно совместимые, но так уж получилось. Илона за то, чтобы Литва вышла из состава Советского Союза, а я считаю, что это начало полного развала нашего государства. За что же тогда боролись наши предки? И тут пошло и поехало. Она обозвала меня фашистом и сказала, что все между нами кончено. Илона по национальности литовка, а я русский, но какое это имеет значение! Я ее люблю и не могу без нее жить и готов простить ей оскорбление, хотя кому-то другому я за это словечко просто бы набил морду.
Без Илоны мне жизнь не дорога. А она мне не простит. Я знаю, что Илона меня тоже очень любит, но я никогда не предполагал, что она такая националистка.
Валерий К.
Кустанайская область».«Мне, русскому по национальности и антисоветчику по убеждению, стыдно жить. Мой любимый человек живет в Литве − как я ей посмотрю сейчас в глаза? Моя душа, совесть вместе с кровью той девушки остались на мостовой Вильнюса. Я не могу быть человеком среди этого кошмара. Вижу сейчас единственно реальным уехать куда угодно, кем угодно.
Александр, 18 лет.
Гродно».«Я по национальности татарка, муж чеченец. 26 лет прожили очень дружно. Воспитали детей, по нынешним понятиям − никудышных. Не умеют ни лгать, ни воровать, ни спекулировать, ни хамить, ни лицемерить… Была отличная советская семья, теперь же у нас возрождается «национальное самосознание». До ссор не доходит, но разногласия уже появляются.
Выйдя замуж, я очень полюбила этот народ, делала все для того, чтобы дети не почувствовали, что мать другой национальности. И вот мне стало очень неуютно в своей семье. Я чувствую, что у мужа осложнения с окружающими. На базаре однажды, узнав, что я не чеченка, его высмеяли. Я до сих пор не могу «отмыться». Он оправдывался тем, что в молодости был беден и чеченка за него не шла…
Л.М.
Аргун».«Мой отец − русский, мать − белоруска. Моя жена корнями из Карелии, финка, хотя в роду были, как она говорит, русские.
… Никогда мне не забыть тот день — еще задолго до январских событий, когда мы с женой и ее братом Олегом оказались в Вильнюсе на площади перед Верховным Советом. Ничего не подозревая, Лена разговорилась с женщинами и молодыми людьми, державшими в руках транспаранты, − она немного говорит по-литовски. Услышав, что моя жена − финка, а я − русский, к тому же из Москвы, они отвернулись с невероятной брезгливостью, что-то сказав, и один из юнцов тут же вызвался перевести: «Твоя жена − русско-татарская подстилка!» Знаете, что такое кровавый туман перед глазами? Это значит, что в следующий момент человек готов убить. Олег знал, на что я способен, и буквально стиснул меня, как в клещи. Но я помню, что я ответил: «Погоди, сопляк! Еще немного, и подстелишься под танковые траки!»
Вспомнил ли эти мои слова в ту ночь тот юнец?
Но Лена − вспомнила. И вот теперь она плачет и говорит, что такие, как я и ее брат Олег, убивали людей в ту ночь…
Я же считаю, что именно в Прибалтике, в Литве взорвалась бомба, что подложили сами прибалтийские фронты под все хорошее, что берет начало в 1985 году. Теперь колесо будет раскручиваться дальше, подминая под себя всех остальных «демократов», которые сами запрограммировали себе конец своим политиканством. Мы уже не вернемся в застой, нет, на горизонте − или 37-й год, или гражданская война.
Сил нет, в голове дикая каша, жена сидит в соседней комнате и плачет…
В.А., рабочий.
Москва«Почему так устроен мир? Почему на земле не исчезнет зло? Зачем люди делятся на нации? Наверное, сначала должно исчезнуть зло в наших сердцах. Ну я же не хотела, я не знала, что так будет, ведь он мне все прощал. Все, все. Я его любила! Это была моя первая любовь, наверное, она и последняя. Я однолюб − это точно. Каждый вечер я плачу. Я не хочу жить. Понимаете, он русский, я казашка. Я себе никогда не прощу тех слов, что сказала ему. Да, да, я натуральная нацистка. И это слово разбило мою жизнь и мою любовь. Я ради него жила, ходила в школу, ради него научилась готовить еду. Ради него я готова была умереть. Он говорил, что любит меня, называл меня златовлаской, своей будущей женой. Может быть, это неправда? Да, конечно, за что же меня любить, после того, когда я оскорбила его человеческое достоинство. На его нежность я ответила ему злом: «иноземец», «русский» − это еще цветочки! За что? За то, что он живет в Казахстане? Какая глупая! Я считалась с мнением окружающих. Ведь я такая примерная, отличница и т.д., а он − какой-то русский, троечник… А сейчас, когда я его вижу (он не учится, он ушел из школы благодаря моей активной деятельности против него), я хочу плакать, просить прощения. Но ведь и он не остался в долгу, оскорбил мое самолюбие. Но все равно, мне никого, никогда уже не полюбить!
М. Настя.
Каз. ССР».«Мне страшно, очень страшно. Я боюсь, что все русские уедут из Киргизии. Я боюсь потерять своих друзей, человека, которого люблю. Они русские. Да. Ну и что? Почему я должна страдать? Помогите мне! Я люблю Олега и не хочу расставаться с ним! НЕ ХОЧУ! Русские! Не слушайте идиотов! Вы нужны нам! НУЖНЫ!
Я не хочу сохранять генофонд. Я хочу быть женой Олега. Напечатайте мое письмо!
Русские! Не уезжайте!
С., 16 лет.
Бишкек».