Он выпустил дух свободы из клетки, дверца которой в условиях совершенной тоталитарной тюремности могла быть открыта в тот момент только движением снаружи… Заметка эта продиктована не политическими, а, главным образом, нравственными мотивами. Просто тошно смотреть, как бьют лежачего, противно видеть человеческую неблагодарность. Поднимая на митинге портрет Горбачева со свастикой, вспомните хотя бы, где бы вы сейчас были с этим плакатом, если бы он не открыл дверцу клетки.
Леонид Никитинский, «Комсомольская правда».
− Максим Юрьевич, я вот о чем подумал…
− Кофе?
− Нет, спасибо…
− Коньяк?
− С утра?
− Подумаешь!
− Ну, вообще-то…
− Ну, нет, так нет.
− Я вот о…
− Так что там у вас?
− У меня другой эпиграф к этой главе.
− Вот как? Это почему же?
− Мне кажется, что всеобщее невежество и стало причиной катастрофы.
− Интересно.
− Мои соображения на этот счет еще несколько туманны, расплывчаты, но все же.
− Не стесняйтесь, Павел Иванович, я очень внимательно вас слушаю.
− Вот мы как-то вспомнили «Ледокол» Суворова. Тогда каждый умеющий читать возвел руки к небу и сказал: «О!!!» А разве в 1989 году не было того же?
− Что вы имеете в виду?
− Публикацию Солженицына в «Новом мире», «Архипелаг Гулаг». Да разве все тогда дружно не возопили свое «О!!!»?
− Не все. Рой Медведев, например, не стал этого делать.
− Догадываюсь, что и вы тоже. Но ведь вы оказались в меньшинстве, не так ли?
− Так. Продолжайте, прошу вас.
− Солженицын просто смешал в одну кучу Сталина и Ленина, большевиков и сталинистов. Он, якобы, доказал, что все они негодяи, и в это все уверовали, ведь так?
− Так. Продолжайте.
− Таким образом, получается, что наше безграмотное население…
− Как? Самая читающая страна?
− И, тем не менее, безграмотная. Воспитанная математически! То есть по-сталински. Вы же сами об этом говорили!
− Верно. Продолжайте.
− Итак, вся эта читающая страна возопила свое «О!!!» Солженицыну, и каждый дурак, умеющий читать, возомнил себя умным, ведь он теперь «знал».
− Отлично, Павел Иванович, ей богу, отлично, голубчик! Эта книженция нанесла колоссальный удар. Так и было. Да, все так и было. Кстати, одна история по поводу Солженицына. Некая театральная труппа, переделав в спектакль «Один день Ивана Денисовича», послала Вермонтскому старцу…
− Вермонтскому старцу?
− Ну, Солженицыну, господи! Он жил тогда в штате Вермонт. Так вот, он получил телеграмму, где его тепло поздравили с тем, что благодаря переменам в нашей стране, и его вещи уже ставят в театрах. Как вы думаете, какова была его реакция?
− Полагаю, что он порадовался за этих людей.
− Как бы не так! «Немедленно снимите со сцены вашу инсценировку! Вы что, понятия не имеете об авторском праве?» Вот так. Ни больше, ни меньше.
− Вот это да! И как вы это объясните?
− Солженицын ненавидел Горбачева и всю эту Перестройку. С его точки зрения, коммунист, да еще из брежневского политбюро, просто не имел права делать подобные вещи. Да, кстати, что там у вас за новый эпиграф?
− Это из Чарльза Диккенса.
Имя мальчика − Невежество. Имя девочки − Нищета. Остерегайся обоих и всего, что им сродни, но пуще всего берегись мальчишки, ибо на лбу у него начертано «Гибель», и гибель несет он с собой, если эта надпись не будет стерта.
Чарльз Диккенс, «Рождественская песнь в прозе».
− Да, вы правы, невежество, дилетантизм были существенными причинами гибели великой страны, но и главную ошибку Горбачева нельзя сбрасывать со счетов.
− Вы имеете в виду его политику лавирования?
− Да. Парадокс. На Западе популярность Горбачева была неизменна. Он получил Нобелевскую премию за реальное разоружение и спасение мира от ядерной войны, а также за то, что объявил приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми, а внутри своей страны его просто травили. Конец 1990 года и весь 1991 год были самыми трудными в жизни Михаила Сергеевича. Политика лавирования и ухудшение экономической ситуации привели к тому, что удары обрушивались на Горбачева и справа, и слева. Слева − телевидение, пресса, ельцинские «демократы», сумевшие растащить Горбачева и Ельцина в разные стороны, а также одна из одиознейших фигур того времени − Валерия Новодворская.
− Ну, а она отчего?
− Она, как и Солженицын, не могла признать, что Перестройку начал коммунист. Для нее это было не «по правилам».
− А что вы вообще о ней думаете?
− «Выбросьте все книги о Второй мировой войне и оставьте на полке только «Ледокол» Суворова»,− призовет потом Новодворская.
− Она что − дура?
− Фи! Как не стыдно! О даме! Но… Как-то я, вполглаза занимаясь своими делами, поглядывал на телевизор, по которому шла передача о Жанне Д’Арк. Почему-то там появилась Валерия Новодворская и своим веским тоном сделала потрясающее заявление: «Жанна Д’Арк была молода, красива и невинна. Я − невинна. Когда-то была молода, но никогда не была красива».
− Она объявила о своей девственности на весь Союз?
− Именно. Всю жизнь по тюрьмам и по ссылкам, и не нашелся даже там герой, который лишил бы ее девственности. Но это еще не все. Была телепередача, в которой репортеры показывали свои короткометражки, а потом каждый сюжет обсуждался. На передачу приглашали известных и популярных людей, кроме журналистов, и было это чрезвычайно интересно. Помню, как-то показали сюжет о войне Грузии с Абхазией. Разрушенную «Градами» Гудауту. Упоминали о зверствах и изнасилованиях. Все потом ужасались, сочувствовали, пока не раздался веский голос Новодворской: «Там живут настоящие мужчины, которые занимаются своим мужским делом, и не нам, рабам, их жалеть».
− Мужским делом? Изнасилованиями? Она, по-видимому, хотела, чтобы и в Москве была такая заворушка − глядишь, лишат девственности, наконец, в горячке боя?
− Не могу с вами не согласиться. И эта дама критиковала Михаила Сергеевича, а ей аплодировали, перед ней преклонялись, пели дифирамбы… Мне нравится ваш эпиграф, Павел Иванович.
− Мне теперь тоже.
− Изощрялись журналисты, выходила из себя Татьяна Миткова. Чем больше грязи на Горбачева, тем лучше! Казалось, мир просто сходил с ума. Просто стало хорошим тоном говорить гадости о Горбачеве, называть его «Горбатым». Так бывшие рабы платили за свободу своему освободителю. Однажды даже КВН на это среагировал. Какая-то команда пропела пару строк: «Горбачев − московский Вандерлей» (отрицательный герой какого-то мексиканского сериала) «Почему?» «Ну, надо же сказать о нем плохое!» А справа на Горбачева обрушивалась его родная КПСС, организации ветеранов, сталинисты… Однажды Горбачева пригласили в «Останкино» на торжественные проводы пенсионеров − этих монстров советского телевидения.
− Почему монстров?
− Вы когда-нибудь видели политического обозревателя Жукова?
− Нет, не припоминаю.
− Конечно, вы молоды. Жуков вел передачи по письмам телезрителей. Правда, все эти письма были подозрительно одинаковы.
− Им же и сочинялись?
− Или правились. Все письма начинались одной и той же фразой: «Вчера я слушал радио и совершенно случайно наткнулся на «Голос Америки». Обратите внимание, коллега, совершенно случайно! Советский человек не станет специально искать такую передачу, на «Голос Америки» можно наткнуться только случайно! Дальше шло: «Они говорили про нас то-то и то-то…» На что же надеются эти господа, если думают, что мы им поверим? Далее следовал комментарий самого Жукова, разумеется, просто убийственный для бедной и несчастной Америки. И вот его и подобных ему мастодонтов отправляли на заслуженный отдых. Это был их день, их праздник и, уверенные в своей безнаказанности, пенсионеры обрушились в своих выступлениях на прессу, телевидение, на гласность. И Горбачев, отбросив этикет, выступил против них. Это была одна из самых лучших его речей. Он просто сравнял с землей этих престарелых динозавров. Обратите внимание, Горбачев бросился на защиту тех, кто его травил, тех, кто изощрялся в оскорблениях и издевательствах в адрес Михаила Сергеевича, тех, кто не брезговал и откровенной клеветой. Почему, спросите вы? Да потому, что для Горбачева был важен принцип. ГЛАСНОСТЬ. Вот, что он защищал, не обращая внимания на тех, кто, пользуясь этой гласностью, вели себя с омерзительной неблагодарностью.
− Но неужели не было хоть кого-нибудь, кто вступился бы за Горбачева?
− Были, но их одинокие голоса тонули в воплях освобожденных рабов. Интересно, что демократы и сталинисты объединились против Горбачева, не правда ли?
− Видимо, потому, что для одних он был слишком правый, а для других слишком левый.
− Пожалуй. Но самое главное, что Горбачев, находясь в самых страшных, невозможных условиях, сохранял мужество и продолжал драться. Его обвиняли в развале страны, а он в ответ провел референдум в марте 1991 года, на котором 70% населения заявили, что хотят жить в Советском Союзе. Его обвиняли в экономическом кризисе, а он противопоставлял этому обвинению готовность «Большой семерки» к экономическому сотрудничеству, несмотря на нерешенность вопроса о Курилах.
− Простите, Максим Юрьевич, а что там была за история с Курильскими островами?
− Южные Курилы мы забрали у Японии после победы над ней во Второй мировой войне. Японцы, пользуясь новой политикой в СССР, стали требовать их возвращения. Поначалу они решили провести переговоры с президентом России Ельциным. Он обещал им решить этот вопрос. Однако вскоре произошел курьезный эпизод. С Ельциным всегда случались курьезы. Он был тогда с визитом в Калининграде − самой западной точке СССР.
− Бывший Кенигсберг, который мы отняли у немцев?
− Совершенно верно. Так вот, горожане были обеспокоены слухами, что объединенная Германия собирается потребовать их город обратно, на что Ельцин успокоил горожан, процитировав в своем выступлении строку из старой советской песни: «Чужой земли не нужно нам ни пяди, но и своей клочка не отдадим!» И тут за 12 тысяч верст от Калининграда просыпаются японцы. Раскрыв, насколько это возможно, свои узенькие глазки, они потребовали объяснений: «Это про какие клочки вы там говорили? Уж не про Курильские ли острова»? Японцев пытались успокоить, но они не поверили и решили иметь дело в дальнейшем с президентом СССР. Горбачев был приглашен в Японию на переговоры о Южных Курилах. Не в самых лучших условиях отправлялся Михаил Сергеевич на эти переговоры… Вы играете в бридж? Или хотя бы имеете о нем хоть какое-то представление?
− Имею, и даже немного играл.
− Отлично, значит, вы меня поймете. Есть в бридже такая ситуация, которая называется «впусткой». Соперники нарочно передают ход разыгрывающему (впускают его). У него на руках к тому времени всего несколько карт, и он видит, что ход любой из них ведет к поражению, но приходится ходить.
− К чему это вы?
− А к тому, что Горбачев в тот момент находился как раз в этой ситуации.
− Почему?
− Согласись он передать Японии Южные Курилы, представляете, какой бы вой подняли правые? И наоборот − решительный отказ повлек бы за собой возмущение левых. В первом случае его обвинили бы в разбазаривании народных земель, а в другом − в недемократичности, а то и в сталинизме.
− И что же он предпочел?
− Михаил Сергеевич три дня провел на переговорах с японцами и за эти три дня умудрился не сказать ни «да», ни «нет».
− Невероятно! Он просто не сделал хода.
− Да, интересно, как бы на это посмотрели бриджевые судьи.
− А он мог вообще не поехать на эти переговоры?
− Исключено. Япония − член «Большой семерки». От нее тоже зависело оказание экономической помощи СССР.
− А как все же отреагировали японцы?
− Они пытались ставить свои условия и требовали, чтобы вопрос о финансовой помощи Советскому Союзу был связан с вопросом о Южных Курилах. Однако Японии заткнули рот. Европа по-своему смотрела на ситуацию. Кто-то из европейцев приводил забавный пример: «Я сижу в своем чистом, ухоженном домике, уютный садик, резные беседочки, а рядом со мной возвышается огромное здание с выбитыми стеклами, обвалившейся штукатуркой, вылезающими кирпичами, опасно покосившееся. Это здание, завалившись на мой уютный европейский домик, просто разрушит его! Не лучше ли будет, если я помогу своему соседу? Я отремонтирую его дом за свой счет, потом он сумеет отдать долги, а нет, так и бог с ним. Главное, чтобы он стоял крепко и не обрушился на меня».
− Однако я слышал, что Запад отказался помочь Горбачеву.
− Вздор! Он не успел помочь, и вы узнаете почему. Я видел выступление Михаила Сергеевича перед представителями «Большой семерки» в Италии. Он вел себя просто нагло. Нет, он был как всегда интеллигентен, но его речь! Это же был откровенный шантаж. Да! Дела плохи. Уровень жизни снижается, экономика валится, если так пойдет и дальше, то будет смена правительства, к власти снова придут сталинисты, снова начнется гонка вооружений, и окончится она ядерной войной. Разумеется, я не помню этого выступления дословно, но общий смысл был приблизительно таков.
− И что же?
− Запад согласился. И Явлинский в Гарварде уже разрабатывал план Маршалла для Советского Союза совместно с американскими экономистами. Вы помните, что такое план Маршалла?
− Разумеется. Генерал Маршалл предложил эту меру для спасения экономики Европы и Японии после Второй мировой войны. Вложение капитала, специалисты различных отраслей, инженеры, высококвалифицированные рабочие…
− И каковы результаты?
− Насколько я знаю, результаты превзошли все ожидания.
− Вы правильно знаете. Павел Иванович, а хотите, я расскажу вам сказку о Макдональдсе.
− А-а-а… Хочу.
− Вы когда-нибудь были в Макдональдсе?
− Если честно, то один раз.
− Я дважды, но не в этом дело, а в том, что первый Макдональдс в Советском Союзе открылся в Москве. По нашим меркам, он был очень дорогой, но вот ведь в чем дело, эта единственная кафешка изменила жизнь тысяч людей.
− Посетителей?
− И их тоже, но я не их имел в виду.
− А кого же?
− Первое, для гамбургеров требовались лучшие сорта говядины и овощей. Для этого были мобилизованы подмосковные совхозы и, представьте себе, наши ленивые пьяные крестьяне вдруг (за соответствующую плату) стали добросовестно трудиться и поставлять для этого кафе все необходимое и в срок! Второе, требовался обслуживающий персонал непосредственно в самом кафе. Этот персонал в основном вербовался из студентов. Студентов-москвичей и приезжих. График работ устанавливался по их выбору. Кто-то может работать только в понедельник и в пятницу, а кто-то − во второй половине дня в воскресенье и полный день в четверг, ну, и тому подобное. И всем нашлось место! И тем, кто готовил, и тем, кто обслуживал. А еще более интересно, что наша бескультурная, грубая, хамская молодежь вдруг стала вежливой, улыбающейся, обходительной.
− Максим Юрьевич, это вы к чему?
− А к тому, Павел Иванович, что это кафе − план Маршалла в миниатюре. Представим себе, что это сто, тысяча кафе, сотни переоборудованных фабрик и заводов, тысячи, десятки тысяч! Что тогда?
− Коренное изменение жизни?
− Именно! А в политике?
− Черт! Подождите, дайте сообразить… Ну, конечно же! Слияние экономических пространств, глубочайшая заинтересованность в мире, разоружение, влекущее за собой экономию средств. Новые вложения в отрасли пищевой и легкой промышленности…
− Не только!
− И тяжелой индустрии, но для людей, а не для войны.
− Именно, голубчик.
− Боже, да если бы это случилось, вся мразь, которая сейчас тявкает на Горбачева, лизала бы ему задницу и повизгивала бы от удовольствия.
− Фу! Павел Иванович, вы опять говорите о рабах.
− Простите, но разве это не так? Позвольте! А был шанс?
− И вы еще спрашиваете? Конечно, был.
− А все эти многочисленные президенты? Эти суверены?
− Они были согласны. Были встречи в Ново-Огарево. Были выработаны условия нового Союзного договора, которые устраивали каждую из республик. Советский Союз в том виде, в котором он был до сих пор, уже не мог никого устроить, а потому каждая республика могла войти в новый Союз на своих условиях, но при этом должно было сохраниться единое экономическое пространство.
− Единое экономическое пространство?
− Именно. Для плана Маршалла (вы понимаете, что это весьма условное название, по аналогии) нужен был единый Союз, разумеется, без Прибалтики. Она свой выбор сделала.
− И не пожалела?
− Если честно, то было робкое заявление «Могучей Литвы», что она одобряет политику СССР. Этакий жалкий намек на то, что и она не прочь бы попасть в план Маршалла.
− Веселые ребята там живут.
− Еще в условия нового Союзного договора был включен пункт о немедленных, вслед за подписанием, выборах в Совет народных депутатов и президента Советского Союза.
− Горбачев рисковал.
− Павел Иванович, если вы еще не поняли, что для Горбачева было главным дело, а не его должность, то мне вас просто жаль.
− Это я как раз понял, но что же дальше?
− Ново-Огаревские соглашения были всеми одобрены. Подписание их было назначено на 21-е (если не ошибаюсь) августа 1991 года. Оставалась еще неделя. Горбачев, переживший столь трудный год, мог позволить себе недельку заслуженного отдыха. Он все преодолел, он все сделал, он имел право немного отдохнуть. Вместе с Раисой Максимовной, дочерью Ириной, ее супругом и двумя внучками Михаил Сергеевич отправляется в Крым на правительственную дачу в Форосе… Рекламная пауза!
− Максим Юрьевич, это жестоко.
− Простите, Павел Иванович, но я всегда так делаю, когда читаю пары на эту тему. До завтра, голубчик. Не обижайтесь. Я так к вам привык.