День восьмой

Мы не первые живем на Земле, и человечество накопило опыт. И часть этого опыта говорит вот о чем: люди за свою историю не раз боролись за свое порабощение с такой энергией и страстью, с которой позволительно бороться только за свободу.

Г.Я. Бакланов, главный редактор журнала «Знамя».

− Народ проголосовал и сказал свое решающее слово в развале страны. Народ ликовал, предвкушая набитое брюхо. У кого-то даже была эйфория от этого сладкого слова «свобода». Свобода от Москвы и Ленинграда? Свобода от Ростова и Новосибирска? Свобода от Урала и Сибири? Они и сами не смогли бы это толком объяснить. Рабам захотелось рабства от Киева и Львова? Отчего они освобождались? От нефти и газа? От величайшей в мире культуры? Это не было освобождением. Это было предательством.

− Максим Юрьевич, а что лично вы чувствовали в то время?

− Ужас.

− Даже так?

− Да, у меня просто волосы дыбом вставали. Ведь предвидеть, что будет дальше, не представляло никакого труда для мало-мальски мыслящего человека. Для меня совершенно было ясно, что будет бандократия, а вслед за нею придет фашизм. Разрыв экономических отношений ввергнет нас в такую нищету, что еще очень долго нельзя будет ждать от жизни ничего хорошего.

− И все-таки, вернемся к народу.

− Извольте. Народ весело и радостно вступил в эпоху «лихих девяностых». Я аплодирую человеку, который придумал этот термин. Помните Эренбурга? Его термин «оттепель» вошел в историю. А здесь «лихие девяностые». Лучше не придумаешь.

− Вы считаете, что такое название соответствует действительности?

− Полностью. Судите сами.

− Что это?

− Пустяки. Некоторые цифры, данные. Ознакомьтесь.

− Я предпочел бы ознакомиться с вашей помощью.

− Извольте, Павел Иванович, извольте. В первые же семь лет независимости Украина понесла колоссальный экономический урон. Объем производства в промышленности упал почти в три раза, а в строительстве почти в 10 раз. Общий урон в денежном эквиваленте составил 400 миллиардов (!) долларов. В два раза больше, чем во Второй мировой войне. ВВП упал на 61%, безработица достигла 40%. Вы слышали что-нибудь о числе Оукэна?

− Понятия не имею, о чем вы говорите.

− Экономист Артур Оукэн вычислил оптимальный процент безработных от трудоспособного населения. Эта цифра − 6%. Это резервная армия труда, которая понадобится во время очередного экономического подъема, но вот в чем фокус: как только уровень безработицы поднимется еще на один процент, так сразу ВВП страны упадет на 1,5-2%. Дальше − больше. Под черту бедности рухнуло 80% населения. Разумеется, упал общий уровень потребления. Вот вам таблица. Надеюсь, с ней вы сумеете ознакомиться и без моей помощи.

Снижение потребления продуктов питания (1998 год)

− Впечатляюще.

− Какие же цифры вас наиболее впечатлили?

− Мясо, рыба и еще…

− Вздор, голубчик. Самые жуткие цифры приходятся на хлеб и картофель.

− Да? Посмотрим… Вы издеваетесь?

− Отнюдь нет. Это товары Гиффена. Слыхали о таких?

− Нет.

− Звучит парадоксально, но есть товары, на которые повышается спрос вместе с повышением цены.

− Очень странно.

− Ничего странного. Гиффен отследил это явление во время голода в Ирландии. Чтобы понизить спрос на картофель, правительство повысило на него цены. Ирландцы почесали затылки и предпочли отказаться от мяса, чтобы иметь возможность купить больше картошки, а результатом явилось повышения спроса вместо его снижения, как рассчитывало правительство. Хлеб также относится к товарам Гиффена.

− Но ведь здесь наблюдается… Черт возьми!

− Ага! Дошло? Представляете, в каком состоянии оказалась страна, если спрос снизился даже на товары такого сорта?

− Да что же они ели?

− То, что не вошло в эту таблицу. Макароны, вермишель, крупы. Когда подсчитали минимальную стоимость потребительской корзины, она составила 656 гривен в месяц, а средний доход счастливых и независимых граждан Украины был 386 гривен. В продуктовый минимум входило 19 наименований продуктов, в том числе и вареная колбаса (в годы НЭПа их было 35). Не лучше дело обстояло и с промышленной корзиной. Оказывается, «свидомому громадяныну» требовалось в год две пары носков, а «свидомой громадянке» − полтора бюстгальтера, ну, и все остальное в том же духе.

− Да как же люди жили?

− Жили не все. Многие умерли. Не забыли о снижении количества населения? Я могу показать вам серенькую пятиэтажку на главной улице. За одну зиму из нее вынесли семь трупов пенсионеров, умерших от голода. От голода, Павел Иванович! Человек хотя бы жрать имеет право? Зима в плохо отапливаемых квартирах − прекрасное дополнение к голоду. Умирать легче. Одна моя знакомая, идя на работу по мосту через Кальмиус, увидела человека с удочкой в руках. Это был интеллигентный человек в плаще и шляпе, при галстуке. На ее глазах он выловил рыбешку величиной с палец и съел ее тут же, с крючка! Представляете, какой голод он испытывал? Участились случаи необычайных ограблений.

− Что значит «необычайных»?

− Выбивали дверь, очищали холодильник и исчезали. Никаких следов обыска. Не искали денег или драгоценностей. Просто хотели есть. Рассказывали про маму, которая проходила с маленькой дочкой мимо кондитерского магазина − знаменитой «Пчелки», в которой всегда, даже в годы Застоя, были шоколад и конфеты. Малышка дергала маму за руку и умоляла: « Мама, давай зайдем. Я знаю, что у нас нет денег, я не буду ничего просить, я только посмотрю!» Я видел толпу пожилых людей, мужчин и женщин, которые стояли в очереди за куриными лапками…

− Окорочками?

− Нет, черт возьми, за лапками. Тонкими, чешуйчатыми, с когтями. Из них варили бульон, и их можно было обглодать. А рядом стояли молодые люди, прихватившие ящики с пивом, в джинсах, кожанках и шерстяных шапочках, они глазели на этих пенсионеров и дебильно гыгыкали… Надеюсь, «лихие девяностые» успокоили их всех. Я знаю детей, которые падали в голодные обмороки у школьной доски, я помню кандидата наук, который бросился под поезд, потому что не мог прокормить семью, помню офицера, который пустил себе пулю в голову, помню тех, кто повесился или выбросился из окна.

− Что же вас спасало?

− Наверное, у каждого было что-то свое. И Господь в придачу. А еще чувство юмора.

− Чувство юмора? При такой-то жизни?

− А вот представьте себе. Вспоминается один случай. В троллейбусе одна кондуктор вещала громким голосом: «Не толпитесь! Не создавайте благоприятной среды для карманников!» Последовала короткая пауза, и раздался мужской голос: «Карманникам здесь делать нечего!» И троллейбус просто затрясло от хохота. Люди хохотали, смеялись над своей нищетой, над безысходностью, над убожеством этой жизни… Надеюсь, «лихие девяностые» были к ним благосклонны.

− Но не все же жили так плохо?

− Не все. Помните Ремарка «Возвращение»? Германия после Первой мировой войны. Нищета, голод. Горожане, которые катаются в деревни, чтобы обменять хоть что-то из вещей на продукты. И тут же зеркальные витрины, роскошные рестораны, богатство и процветание… Да. Не все, но многие ли из них остались в живых? Пули, гранаты, ножи, взрывчатка − многие это получили взамен богатства и процветания. Помню одну молодую красивую женщину, которая несметно разбогатела на развалинах империи, а потом получила в грудь очередь из автомата Калашникова. И предназначалось-то это не ей вовсе − это киллер плохо сработал. Из ее сейфа бриллианты стаканами вычерпывали. Очень они ей помогли? А самым страшным была безысходность, когда с каждым годом все хуже и хуже, и никакого просвета. А гиперинфляция!

− Это когда зарплата исчислялась миллионами?

− Именно. Карбованец или, как еще его называли, купон обесценивался на глазах.

− Максим Юрьевич, а вы знаете народную расшифровку купона?

− Напомните.

− Как Украинское Правительство Обмануло Народ − КУПОН.

− Да-да, вспомнил. Гиперинфляция затронула все СНГ. Были и курьезные случаи. Москва и Ленинград какой-то месяц питались исключительно красной икрой.

− Вы шутите?

− Вовсе нет. Цены на икру не повышались, ибо и так были высоки, а в скором времени оказалось, что выгоднее покупать икру, а не мясо или птицу. Месяцами, годами не платили зарплаты рабочим и служащим. Бывало, что заработную плату выплачивали производимыми товарами. Гвоздями, пельменями, обоями, ложками, крупами, макаронами − торгуйте. Предприятия все чаще переходили на бартерный обмен. Многие не решались обзаводиться детьми, родильные дома стояли пустыми. Пройдут годы, и возникнут провалы − исчезнут целые параллели в школах. Не родившиеся дети «лихих девяностых». Стоило ли платить такую цену? За что? За «нэзалэжнисть»? Пенсионерам, которые не в силах были оплачивать свое жилье, было сказано: «Сдавайте квартиры государству и идите в дом престарелых». Я знал негодяя, который по этому поводу заметил: «Ну, ты же понимаешь, что быдло должно потесниться».

− Это кто «быдло»? Старики? Прошедшие через войны, голод, лишения, которые только в страшном сне могут привидеться?

− Павел Иванович, я полагаю, что вопрос о жизни народа исчерпан. Народ расплачивался за свое предательство. Точнее та его часть, которая предала.

− А остальные?

− Остальные расплачивались за то, что не сумели это предательство остановить.

− Что же, Максим Юрьевич, подведем итоги?

− Сделайте это сами, договорились? Если что, я поправлю.

0