Я ушёл в ополчение 10 июля 2014 года, ровно один день не доработав до того, чтобы мой стаж работы на Донецком металлургическом заводе составил шесть лет. Я был простым инженером отдела главного механика…
Протестному движению в Донбассе я сочувствовал с самого начала: ходил на митинги, носил символику, помогал, чем мог, когда обращались товарищи, принимавшие более активное участие. Были задумки, планы, проекты того, что необходимо сделать, чтобы удержать Республику от падения, которые через знакомых передавались лидерам ополчения. Но постоянно угнетало ощущение недостаточности этих усилий. Чем ближе и чаще слышались разрывы в моём любимом Донецке, тем явственнее чувствовалась потребность более активных действий.
С другой стороны, семья: беременная жена, маленькая дочь, родители. Разве имел я право предоставить их самим себе? Разве имел право бросить работу, лишив семью источника дохода, тем более, в такое сложное время? Разве мог не оказаться рядом, когда будут ложиться вражеские снаряды?
Я думаю, тогда многих мучили подобные вопросы, и каждый находил на них свои ответы…
Как-то Павел Иванович, мой учитель истории, прозорливо спросил, а с чего вы взяли, что хоть одному поколению русских людей уготована судьба не застать войны?
Вспоминается, как ещё в 2004 году, когда на Украине играла только увертюра предстоящих событий, я со своими студенческими друзьями обсуждал последние новости. Помнится, я попросил их представить, что это – последний день мирной жизни, ведь и тогда события могли развернуться совсем иначе. Задумавшись, они пришли в состояние уныния, а у меня была только молодецкая решимость и нежелание уступать тем, кто своими действиями попирает закон и мои права. Сейчас один из этих друзей – в Киеве, другой – в Запорожье, а третий – в Красноармейске. Я тоже думал, что изменился, но, как пел Владимир Высоцкий, «значит, нужные книги ты в детстве читал». Я не нашёл в себе ни морального права, ни даже малейшего желания оставить Родину в беде, поступиться правдой…
Однажды я отчётливо понял, что больше не могу оставаться в стороне. Позвонил Вадиму, товарищу по работе, который присоединился к ополчению ещё в самом начале, и сказал, что не имею намерения ждать, пока кто-либо заинтересуется моими планами и проектами, что готов идти хотя бы и в рядовые, но только не протирать задом диван. Он попытался отговорить меня, сказал, что, возможно, я больше никогда не увижусь с семьёй, что такие люди ещё понадобятся, что могу погибнуть или остаться калекой, но, получив решительный ответ, пообещал через время перезвонить.
Лето-осень 2014 года, по-моему, было самым честным временем, когда те, кто несмотря ни на что оставался в Донецке, были предельно искренни друг в отношении друга. Когда идя по опустевшим улицам, замечая редкие автомобили, проносящиеся с включёнными аварийными сигналами, в глазах столь же редких прохожих ты находил только понимание, сочувствие и небывалое единение. Разве можно было обмануть эти глаза… и самого себя?
Звонок поступил через два часа. Я сообщил жене, что ухожу воевать. Она не стала препятствовать, потому что так же ясно понимала необходимость и неотвратимость этого решения. Наскоро собрал вещи на первое время и уже через пятнадцать минут с сумкой через плечо обувался в прихожей. Всё было очень просто, без пафоса и сцен, и очень сложно в то же время…
Был ли страх, когда я уходил защищать Родину? Был страх оставаться, невыносимая мука ощущать себя беспомощным. Больше всего я боялся, проснувшись однажды утром, услышать под окнами характерный говорок, а потом увидеть, как вооруженные люди входят в дом. Шум, крики соседей – и стук в дверь моей квартиры. Что я смог бы противопоставить нежданным гостям в такой ситуации? Повиноваться, жалобно повизгивая, как поросёнок перед забоем? Нет! Сопротивляться? Бессмысленно и уже бесполезно. Да только вот смотреть, как фашисты издеваются над членами твоей семьи, совершенно не выносимо. И страшно! До самой глубины души страшно!
А умереть, защищая их, не страшно. Лучше – с оружием в руках, а лучше – еще и там, где есть товарищи, которые подхватят оружие, когда твои руки не смогут его больше нести. Вот это – не страшно, по-настоящему не страшно!
Как в последний раз, я поцеловал Соню, свою годовалую дочь, которая тут же растерянно заревела, крепко обнял жену.
– Береги себя! – попросила она.
– Это вы берегите себя, – ответил я, а сам подумал, что если бы важнее было просто выжить, то ни на что такое не решился бы. И не было бы в этом вины или неловкости, потому что многие поступали именно так. Но были и другие, те, кто поступал иначе…
Помнится, перед рождением первой дочери мы читали «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл. Особенно отложилась в памяти сцена, когда в день падения Атланты Скарлетт под канонаду артиллерии янки принимала роды у Мелани. Кто знал, что примерно в такой же ситуации, в январе 2015 года, моя любимая Оленька родит Ульяну, нашу вторую дочь. Вот только Донецк не пал, и ради этого стоило сражаться!