Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
Крылов Я.Л., «Щука и Кот»
«Так и повеяло, так и повеяло», – говорил Кеша Кондаков в романе Дудинцева. Повеяло и на меня, когда я прочёл интервью поэтессы М.В. Кудимовой. Вспомнились последние годы Перестройки, когда, начитавшись «вермонтского отшельника» (речь идёт об А.И. Солженицыне, который длительное время проживал в штате Вермонт, США, редко общаясь с представителями прессы и общественности – прим. ред.), все вдруг вообразили себя великими историками и стали выдавать на-гора такие перлы, от которых у разумного человека начиналось что-то нехорошее в желудке. Голоса профессионалов были заглушены дилетантами. Еле-еле, чуть слышно, прорывались возражения Стивена Коэна, Роя Медведева, Лациса, Логинова и немногих других, не захваченных этим безумием. Но их голоса тонули в чёрном водовороте дилетантизма.
Эдвард Чесноков, бравший интервью, назвал его так: «Декабристы мечтали раздробить Россию, но Николай I не позволил». Во как! Ни больше, ни меньше. Милые мои, да не было этого! Вам такое слово, как «федерация» известно? В настоящий момент федерациями являются и Россия, и Германия, и США, и что же? Да и федеративное устройство предлагалось лишь Северным обществом Муравьёва, а Пестель был за жёсткую централизацию. Бесполезно гадать, на чём бы они остановились в случае победы.
История прихода к власти Николая в изложении Кудимовой просто смехотворна. Он, дескать, отказывался, даже плакал. Александр объявил Николая наследником, потому что средний брат Константин благоразумно отказался от короны. Он был генерал-губернатором Польши и жил там в полное своё удовольствие. Тут тебе и смотры, и военные игрища, и охота, и великолепные балы (польки – одни из самых красивых женщин в мире), а там – корона Российской империи, с огромной властью, но и с ответственностью.
Константин выбрал наиболее подходящий для него вариант. Видимо, подобно Диоклетиану, излишним властолюбием не страдал. Ну, тогда Александр и объявил, что корону наследует Николай. Вряд ли последний отказывался, а если и плакал, то от радости. Об этом знал самый узкий круг, настолько узкий, что, когда Александр умер, армия, чиновники и прочие были мгновенно приведены к присяге Константину. Николай не мог заявить свои права без подтверждения старшим братом факта отречения, и завязалась двухнедельная переписка с Варшавой, итогом которой и стало объявление, что будет «переприсяга» Николаю.
И этой ситуацией решили воспользоваться декабристы. Однако вывести на Сенатскую площадь более трёх тысяч солдат (не «обманутых», как утверждает Кудимова) им не удалось. Хотя в гвардии проводилась агитационная работа, но решились далеко не все. Трубецкой, избранный диктатором, смалодушничал и к восставшим не присоединился. Не будем судить строго. Дворяне веками служили царям, и решиться на восстание – это было не просто… По-видимому, неявка Трубецкого и решила исход дела. Ведь его долго ожидали, теряли время, а между тем откладывался решительный удар, пленение Николая, у которого и войск-то под рукой не было. Когда это они ещё собрались! Или если бы Пестель не был арестован накануне… Но так или иначе, а батарея пушек и картечь правительственных войск поставили точку.
Декабристы называли себя детьми 12 года. Тогда ещё молодые офицеры, они отстояли Россию в войне с Наполеоном. Потом освободили Европу в 1813 году и в 1814 году вошли в Париж, тем самым вынудив маленького капрала подписать отречение от престола. Они видели, как храбр, стоек, верен русский солдат, и помнили, что он, по сути, крепостной крестьянин, знали, что отслужив свои 25 рекрутских лет, он снова вернётся в рабство. А ещё они видели свободных европейских крестьян, особенно, зажиточных французских фермеров, которым их революция дала землю. И тогда у будущих декабристов стала болеть совесть. Те, у кого совести нет, могут дальше не читать: все равно не поймут. И чем старше они становились, эти «молодые генералы своих судеб», тем крепче у них становилось желание помочь своему народу – народу, освободившему Европу и оставшемуся в рабстве.
Не раздробить Россию хотели декабристы, а освободить крестьян от рабства! Это было записано в программах и Северного, и Южного обществ. Они ещё спорили о методах, расходились во взглядах на устройство в России конституционной монархии (какое же истребление царской семьи?) или республики, но одно было неизменным – о с в о б о д и т ь крестьян, «но Николай не позволил».
Что касается Третьего отделения, которое безмерно напуганный Николай основал после декабрьских событий, то это был именно политический сыск, имевший в своем составе не только «мундиры голубые», но и огромный штат шпиков-осведомителей: платных и бесплатных доносчиков, целью которых было отнюдь не следить за тем, чтобы помещики не обижали крестьян (просто смех!), а выяснять настроение умов, держать руку даже не на пульсе, а на горле общественного мнения.
И еще, декабристы совершали свой переворот только силами армии, ибо боялись привлекать к бунту народ. «Для народа, но без народа». Хотя толпа, собравшаяся поглазеть, швыряла камни в свиту царя, но дворянские революционеры опасались «пугачёвщины» и неизбежного страшного кровопролития.
Тридцать человек приговорили к повешению, а пятерых к четвертованию. Но Николай понял, что цивилизованная Европа не одобрит варварской казни: и пятерых повесили, а тридцать «отделались» пожизненной каторгой. Остальные получили различные тюремные и каторжные сроки. Так что Николай заменил четвертование не из благородства, а из чисто политических соображений, как бы ни пыталась госпожа Кудимова приписывать ему какое-то мифическое благородство.
Заявление о каком-то экономическом прорыве явно почерпнуто из самых гнусных статеек, характерных для прессы времен конца Перестройки: тут вам и ВВП, и строительство железных и шоссейных дорог, и увеличение населения… Ну, проценты – дело туманное, а к дорогам мы ещё вернёмся. Когда что-то начинается с нуля, процент прироста хороший получается, но тогда откуда же весь этот кошмар, который не вычеркнешь из истории: 675 крупных крестьянский выступлений, солдатские и матросские бунты, восстания военных поселений, «холерные» бунты, восстания работного люда, приписанного к различным заводам, польское восстание откуда, наконец? Наверное, от «патологической честности» Николая, от его «рыцарственности».
Так и повеяло… Вспомнилось, как один мой хороший знакомый в запальчивости кричал: «У нас все цари были хорошие». Всеобщее заблуждение отученных мыслить людей. А плохие – это разины, болотниковы, пугачевы, пестели, муравьёвы, лейтенанты шмидты, ленины, дзержинские и прочие.
Оказывается, Николай «трижды пытался отменить крепостное право, но правящий класс (хорошо, что хотя бы классы не отрицает) оказался к этому не готов». Да эти зажравшиеся и в 1861 году были не готовы, но Александр Освободитель был покрепче своего папочки.
Ещё, «… в конце 1820-х готов Николай целых две кампании выиграл: против Турции и Персии. Он мог бы занять Константинополь – но не стал, поскольку был рыцарем в средневековом смысле этого слова», – вещает наивному читателю госпожа Кудимова. Причём здесь его боле чем эфемерное рыцарство, непонятно, а Стамбул он не взял именно потому, что вмешались Англия и Франция, посоветовав султану начать мирные переговоры, потому что Турция в тот момент была действительно на грани краха, а Николай, как последний дурак (а не рыцарь), пошел на этот мир вместо того, чтобы пойти в Константинополь. При этом не стоит забывать, что Турция, как, впрочем, и Персия, были странами ещё более отсталыми, чем Россия.
Совершенно иная ситуация сложится в Крымскую войну, когда на стороне Турции выступят Англия и Франция. И вот тут-то оказалось, что экономическое развитие неизбежно сказывается и на военном деле. Наш деревянно-парусный флот, одержавший в ту войну блестящую победу над таким же турецким флотом, не мог противостоять бронированным и паровым кораблям более развитых стран, и его затопили у входа в севастопольскую бухту, чтобы не дать вражеским судам войти в неё. Это не спасло положения, поскольку в Крым высадились многочисленные сухопутные войска. Англичане и французы имели на вооружении винтовки с нарезными стволами, бившие на 1 400 шагов против гладкоствольных русских, стрелявших на 300. То есть наш солдат должен был под огнём неприятеля пройти целый километр, чтобы начать, наконец, отвечать на его выстрелы (спасибо за заботу, дорогой царь-батюшка!).
Не удивительно, что русские войска были отброшены от Севастополя, и город был взят в плотное кольцо осады, которая продлится 349 дней. Русские солдаты, матросы и офицеры, горожане и медсёстры покроют себя славой, но не сметь приписывать это Николаю! Почти год сражались севастопольцы, но помощи не дождались! Говорили, что легче из Англии и Франции перебросить в Крым войска, чем из центральной России, ибо не только железные, но и шоссейные дороги (вы слышите, господин Эдвард Чесноков, столь усердно поддакивающий госпоже Кудюмовой?), ведущие из центральных областей России в Крым, отсутствовали! Да, союзники понесли огромные потери, но заключенный мир лишал Россию права иметь флот на Чёрном море. Позорная заключительная страница позорного царствования. Николай отдал концы за полгода до падения Севастополя.
Особое веселье, разумеется, вызывают глубокомысленные рассуждения Марины Владимировны об отношении благородного рыцаря Николая к Пушкину. При этом хотелось бы напомнить и даже подсказать, о чём тамбовская поэтесса забыла упомянуть: благородный Николай присвоил Пушкину придворный чин камер-юнкера… но неблагодарный пиит почему-то не обрадовался. Он, видите ли, заявил, что чин этот для юнцов, а он, дескать, уже в летах и человек семейный. Да в том-то и дело, что семейный! Его блистательная супруга Наталья Николаевна слыла первой красавицей Петербурга, и «рыцарь» хотел видеть её на всех светских мероприятиях. Камер-юнкер Пушкин обязан был на них являться и брать с собой жену, с которой государь весьма любил вальсировать. Александр Сергеевич являлся, но камер-юнкерского мундира не носил, чем немало раздражал и царя, и его прихлебателей. И это уже угнетение, хотя вы, госпожа Кудюмова, называете это бредом в контексте «личного цензорства» царя над Пушкиным и требуете назвать произведения, которые царь запретил. Вы неподражаемы в своей простоте. Неужели не понятно, что Пушкин при таком цензоре и не писал ничего такого, что можно было запретить?
Что касается оплаты всех пушкинских долгов, после роковой дуэли, то вряд ли царская казна понесла существенный урон, но зато каков государь в глазах общества! О-о-о-о! А ведь вся история с Дантесом весьма путана. И охранке про дуэль было известно. И про то, что этой дуэли предшествовало. До сих пор очень много неясного…
Ну, а рыцарство бедняжки Николая не помешало ему впоследствии изречь по поводу гибели (красивое совпадение) на дуэли автора «Героя нашего времени» великолепную фразу: «Собаке собачья смерть». По-видимому, государь так и не смог простить Лермонтову его «На смерть поэта». Не помешало рыцарство объявить Чаадаева сумасшедшим (сам мизинца его не стоил), преследовать инакомыслящих, подавлять венгерскую революцию в угоду своему австрийскому коллеге, субсидировать турок и опять же австрияков для подавления выступлений на Дунае и в Италии, слать горячие поздравления Кавеньяку, истребившему 20 тысяч парижских рабочих, устроить в Российской империи поистине «великолепную» жизнь.
Еще вопросы есть? И у меня нет.
А вот у Эдварда Чеснокова вопросы есть. Он их в начале своего интервью ставит, о царе Николае: «Так кем же он был: душителем свободы или спасителем Отечества? Какую судьбу готовили России сами декабристы?».
Вопросов нет. Есть предложение. Поэты пусть пишут стихи. А историки пусть занимаются историей и, по возможности, без конъюнктуры. А журналисты пусть хотя бы слегка мыслят.
Примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении!
